Книги

Лекции

Книги

Термин «власть» достаточно широко употребляется в экономической литературе. Большое число исследований посвящено отдельным формам проявления экономической власти: монопольной власти, власти государства, корпоративной власти, распределению власти внутри фирмы и т.п. В настоящей главе внимание будет уделено лишь тем представителям экономической мысли, которые рассматривали «экономическую власть», во-первых, как общую характеристику экономической системы рыночного хозяйства (как в положительном, так и в отрицательном смыслах); и во-вторых, как самостоятельный предмет анализа, значение которого выходит за рамки отдельно взятых форм проявления власти.

§1.1.ВЛАСТЬ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ К. МАРКСА

В классической политической экономии (А.Смита и Д.Рикардо) проблема власти в экономической жизни отсутствует (за исключением власти государства). Объясняя отсутствие проблематики экономической власти в работах классиков политикой экономии, Дж.К.Гэлбрэйт пишет: «Одна из причин того, почему этот вопрос не привлек к себе должного внимания, заключается в следующем: в течение длительного времени авторы формальных экономических исследований считали, что те, кто связан с экономической деятельностью, не располагают сколько-нибудь значительной властью. В соответствии с классической традицией в экономической науке, представленной в работах Адама Смита, Давида Рикардо, Дж.Стюарта Милля и Альфреда Маршалла, – традицией, укреплявшейся по мере того, как теоретические концепции получали более четкое определение, считалось, что частное предприятие … невелико по сравнению с рынком, на котором оно действовало. Цена, по которой оно продавало, носила безличный характер и устанавливалась в ходе конкуренции самим рынком. Такими же были и цены на продукцию поставщиков. Заработная плата также устанавливалась рынком, равно как и уровень процента по заемным средствам. … Если руководитель фирмы не в силах повлиять на уровень цен, издержек производства, заработной платы или процента и если даже самый лучший объем продукции его фирмы определяется внешними факторами, а прибыли подвержены эффекту выравнивания в результате конкуренции, то можно с полным основанием пренебречь вопросом о власти этого человека. У него ее нет. Даже в ХХ веке экономисты еще долго жили  в подобном мире небольших конкурирующих фирм. Связанное с этим пренебрежение к проблемам власти было и объяснимым, и неизбежным» [36, c.86].

Общепризнано, что впервые в политической экономии власть как характеристика экономических отношений капитализма появляется в работах К.Маркса[1]. «В середине прошлого столетия, – пишет Дж.К.Гэлбрэйт, – он сделал вопрос о власти предметом экономической науки, и сделал это с такой страстностью, с которой многие не могут смириться по сию пору. Он отверг представление о капитализме как системе конкурирующих между собой и поэтому пассивных частных фирм, считая такое представление вульгарной апологетикой. В производстве господствует тот, кто контролирует и поставляет капитал. Власть владельцев капитала на предприятии безгранична. Цены и заработная плата устанавливаются в соответствии с их коллективными интересами. Владельцы капитала господствуют в обществе и определяют его моральный облик. Они контролируют также государство, которое превращается в исполнительный комитет, подчиненный воле и интересам господствующего класса. Не может быть речи о том, что власть связана с каким-либо другим фактором производства. На данной стадии исторического развития она совершенно явно и полностью принадлежит капиталу» [36, c.87].

В работах К.Маркса специальный анализ власти как категории экономической теории отсутствует, вместе с тем отношения власти, господства и принуждения выступают у него одной из существенных характеристик производственных отношений капитализма.

Первое. Всеобщая власть богатства служит у Маркса общей характеристикой капитализма. По его мнению, «та власть, которую каждый индивид осуществляет над деятельностью других или над общественными богатствами, заключается в нем как владельце меновых стоимостей, денег. Свою общественную власть, как и связь с обществом, индивид носит с собой в кармане» [92, с. 100]. Как видно из приведенного высказывания, в качестве источника власти в капиталистических отношениях Маркс рассматривает собственность как обладание меновыми стоимостями, деньгами[2]. Собственность, писал К.Маркс, представляет собой своего рода власть [87, c. 297]. Вещная зависимость, где источником власти является обладание богатством, противопоставляется им непосредственным отношениям господства и подчинения, свойственным докапиталистическим формациям. «В меновой стоимости общественное отношение лиц превращено в общественное отношение вещей, личная мощь – в некую вещную мощь. Чем меньшей общественной силой обладает средство обмена, тем теснее оно еще связано с природой непосредственного продукта труда и с непосредственными потребностями обменивающихся, тем больше еще должна быть сила той общности, которая связывает индивидов друг с другом – патриархальное отношение, античное общество, феодализм или цеховой строй» [92, с. 100].

Таким образом, характер власти в отношениях между людьми есть важнейшая характеристика капитализма, его специфическая черта, отличающая данный тип производственных отношений от экономических систем, организованных на личной зависимости, в основе которой лежит применение насилия. «Каждый индивид обладает общественной мощью в форме вещи. Отнимите эту общественную мощь у вещи – вам придется дать ее одним лицам как власть над другими лицами. Отношения личной зависимости (вначале совершенно первобытные) – таковы те первые формы общества, при которых производительность людей развивается лишь в незначительном объеме и в изолированных пунктах. Личная независимость, основанная на вещной зависимости, – такова вторая крупная форма, при которой впервые образуется система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций» [92, с.100‑101].

Второе. Власть является существенной характеристикой капитала. «Капитал, – полагает К.Маркс, – есть командная власть над трудом и его продуктами. Капиталист обладает этой властью не благодаря своим личным или человеческим свойствам, а лишь как собственник капитала. Его сила есть покупательная сила его капитала, против которой ничто не может устоять» [88, с.59]. Согласно К.Марксу, осуществление власти над процессом производства является прерогативой собственников капитала. В этом смысле, пишет он, экономисты называют капитал «властью над чужим трудом» [87, с.297].

Источник власти капитала над наемным работником – продажа рабочей силы. При этом сделка, в результате которой рабочий попадает под власть капитала, осуществляется в условиях неравенства экономических позиций ее сторон или отсутствия равновесия между спросом на труд и предложением труда, поскольку «капиталист может дольше жить без рабочего, чем рабочий без капиталиста» [88, c.47].

В результате продажи своей рабочей силы «рабочий трудится не для себя, а для капиталиста и, следовательно, под властью капиталиста» [89, с.342]. Соответственно, труд рабочего в этих условиях является принудительным. «Труд его, – подчеркивает К.Маркс, – не добровольный, а вынужденный; это – принудительный труд.    Внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому» [88, с.91].

Власть капитала является условием принуждения рабочего к прибавочному труду и присвоения прибавочной стоимости. «Для того чтобы он затрачивал его в виде прибавочного труда на других лиц, требуется внешнее принуждение [89, с.524]. Таким образом, капитал, согласно К.Марксу, есть «принудительное отношение», «заставляющее рабочий класс выполнять больше труда, чем того требует узкий круг его собственных жизненных потребностей» [89, с.319].

Третье. Власть капитала над трудом является условием создания новой общественной производительной силы труда, основанной на кооперации производства, разделении труда, применении машин и т.д. «Мануфактурное разделение труда предполагает безусловную власть капиталиста над людьми, которые образуют простые звенья принадлежащего ему совокупного механизма; общественное разделение труда противопоставляет друг другу независимых товаропроизводителей, не признающих никакого авторитета, кроме конкуренции, кроме того принуждения, которое является результатом борьбы их взаимных интересов» [89, с.368‑369]. Отсюда – двойственный характер власти капитала над подчиненным ему процессом труда, который является условием создания и абсолютной прибавочной стоимости, создаваемой за счет принуждения к прибавочному труду и относительной прибавочной стоимости, возникающей как эффект, производимый объединением множества рабочих под властью капитала.

Четвертое. В условиях господства власти, основанной на меновой стоимости, общественная целесообразность устанавливается как результат стихийной власти принудительных законов рынка над экономическим поведением [3]. «То, что на изготовление товара должно быть затрачено лишь общественно необходимое рабочее время, – пишет К.Маркс, – при товарном производстве вообще выступает как внешнее принуждение конкуренции, ибо, выражаясь поверхностно, каждый отдельный производитель должен продавать свой товар по рыночной цене» [89, с.358].

Власти, основанной на меновой стоимости, К.Маркс противопоставляет сознательную власть над общественным производством, осуществляемую ассоциированными индивидами, «которые управляли бы им как своим общим достоянием» [92, с.101]. «Не может быть ничего ошибочнее и нелепее, нежели на основе меновой стоимости и денег предполагать контроль объединенных индивидов над их совокупным производством… Частный обмен всех продуктов, способностей и деятельностей находится в противоречии как с распределением, основанным на отношениях господства и подчинения (естественно выросших и политических) между индивидами (какой бы характер не принимало это господство и подчинение: патриархальный, античный или феодальный) … так и со свободным обменом индивидов, ассоциированных на основе совместного владения средствами производства и совместного контроля над ними» [92, с.101‑103].

Пятое. Экономическая власть капитала над трудом результируется во власти всего класса капиталистов над рабочим классом. «Рабочий, как только захочет, покидает капиталиста, к которому нанялся, и капиталист, когда ему заблагорассудится, увольняет рабочего, увольняет, как только рабочий перестает приносить ему выгоду или не приносит ему такой выгоды, на которую он рассчитывал. Но рабочий, для которого единственным источником заработка служит продажа рабочий силы, не может покинуть всего класса покупателей, т.е. класса капиталистов, не обрекая себя при этом на голодную смерть. Он принадлежит не тому или другому капиталисту, а классу капиталистов в целом; и уже его дело – найти себе хозяина, т.е. подыскать покупателя среди класса капиталистов» [90, c.157].

Классовая власть капитала получает законченное выражение, во-первых, в политической власти, где государство выступает как «совокупный капиталист» и является «исполнительным комитетом буржуазии»[4] («Государство, – писал Ф.Энгельс, – есть не что иное как организованная совокупная власть имущих классов, землевладельцев и капиталистов, направленная против эксплуатируемых классов, крестьян и рабочих» [167, c.376]), и, во-вторых, в идеологической власти над обществом («Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть вместе с тем и его господствующая духовная сила. Класс, имеющий в своем распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, в силу этого мысли тех, у кого нет средств духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу» [91, с.45-46]).

§1.2.ОТРИЦАНИЕ ВЛАСТИ: НЕОКЛАССИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И АВСТРИЙСКАЯ ШКОЛА

В неоклассической экономической теории власть как общая характеристика экономической системы отсутствует, а, соответственно – отсутствует и концепция экономической власти. «В ортодоксальной неоклассической теории стандартная предпосылка состоит в том, – пишет П.Бардхан, – что использование власти отсутствует у обеих сторон, добровольно вступающих во взаимодействие» [172, p.266]. Власть (принуждение) рассматривается как отклонение от нормального (естественного) состояния экономической системы, вызванное внешними для экономики факторами.

Как полагают С.Боулес и Г.Гинтис, либеральная традиция в политической философии и экономической теории утверждает представление о том, что в идеальном либеральном капиталистическом обществе государство есть единственный агент, способный применять санкции, и, следовательно, является единственным источником власти. В соответствии с этой точкой зрения, власть отсутствует в конкурентной экономике, хотя, конечно, экономическая власть может быть использована через государственную политику, влияние, лоббирование и т.п. То, что в неоклассической теории обозначается как «purchasing power» (покупательная сила), не есть власть в нашем обыденном понимании. Вместе с тем, как справедливо указывают авторы, власть явно присутствует в экономике – в руках ли банкиров, распределяющих кредиты, или капиталиста-нанимателя, направляющего деятельность рабочих. Характеризуя такую ситуацию как «пробел между элементарным наблюдением и либеральной экономической теорией», они отмечают, что истоки данного «пробела» лежат в особенностях господствующей общей теории равновесия, ассоциирующейся с неоклассической традицией, и особенно с Л. Вальрасом [174, p.301].

Отсутствие власти в модели Вальраса базируется на предположении о том, что экономические агенты, вступающие в обмен, равны между собой, а также о том, что предложение и спрос находятся в равновесии. В таких условиях рынок носит свободный характер, и каждая трансакция агента равна лучшей из альтернатив. Отсюда следует, что каждый агент ничего не теряет, отказываясь от текущей или наиболее предпочтительной трансакции в пользу другой лучшей альтернативы. В этой ситуации не существует агентов, способных применить санкции к другому агенту. Например, если рынок рабочей силы имеет совершенный характер, то менеджер фирмы не может использовать угрозу увольнения, чтобы контролировать поведение наемного рабочего, поскольку уволенный рабочий может найти равноценную занятость где угодно. Поскольку каждый экономический агент может отказаться от любого обмена без издержек, то в равновесном состоянии конкурентной экономики власть должна отсутствовать. Следовательно, вопросы распределения власти и присутствия принуждения в отношениях обмена не возникают: никто не является субъектом каких бы то ни было форм принуждения или какого-либо типа ограничения.

Еще одна из предпосылок данной модели заключается в том, что условия обмена могут быть зафиксированы в контрактах, осуществимых без издержек для обменивающихся сторон. Тем самым избегается применение власти одними экономическими агентами для принуждения других к выполнению контрактов, в которые они вступили. В модели Вальраса характер распределения власти не имеет аллокативного и дистрибутивного эффекта в конкурентном равновесии, и, следовательно, феномен власти не представляет интереса для экономической теории. П. Самуэльсон выразил суть дела более кратко: «в модели совершенной конкуренции … не имеет значения, кто кого нанимает; так можно допустить, что рабочий нанимает «капитал» [Цит. по: 174, р.301].

Экономисты неоклассического направления, безусловно, признают присутствие властных структур в несовершенном рынке, где существует контроль за ценами со стороны монополий или правительства, но при этом рассматривают теорию рынка несовершенной конкуренции просто как вспомогательную к совершенному рынку[5] и пренебрегают экстра-рыночными структурами власти, которые необходимо окружают все рыночные системы. По мнению Ф.Перру, «сила и принуждение всегда включались в число элементов, чуждых экономической науке, в число факторов «внеэкономического» характера, благодаря чему экономист считал себя освобожденным от многих усилий и прощал себе серьезные пробелы знаний в этой области» [Цит. по: 52, с.346].

Положение проблемы власти в австрийской экономической теории несколько отличиется от ее роли в mainstream теории. Если неоклассическая экономическая теория просто «не замечает» проблему власти, то австрийские экономисты в течение длительного времени уделяли специальное внимание отрицанию важности власти для объяснения функционирования конкурентной рыночной экономики. В известной мере это объясняется тем, что австрийская теория возникла и развивалась на фоне дискуссии с представителяими немецкой исторической школы экономической мысли, которые выделяли существенное значение социальных и институциональных факторов (и, в частности, фактора власти) в экономическом поведении. В отличие от исторической школы, представители австрийского направления почти неизменно отбрасывают идею о том, что власть присуща “свободной” рыночной экономике. “Это не означает, – пишет Д.Янг, – что в австрийской теории отсутствуют ссылки на власть или дискуссии о власти. Напротив, имеет место множество комментариев по проблеме власти, сделанных наиболее выдающимися австрийскими экономистами, но все они имеют место как попытка отрицать ее важность” [216, p.92]. По их мнению, проблема власти должна быть изгнана из экономической теории.

У австрийских экономистов имеется множество различных подходов, которые дают похожие результаты по проблеме власти. В качестве раннего примера “устранения” власти из экономического анализа можно рассмотреть известное эссе Е.Бём-Баверка “Власть и экономический закон” (1914) [206].Оно написано с целью критики положений, развиваемых представителями исторической школы, о том, что не предельная производительность фактора, а социальная власть играет решающую роль в распределении дохода и образовании цен.

Главный тезис данной работы состоит в противопоставлении влияния власти и экономических законов на хозяйственное поведение. Цель Е.Бём-Баверка заключалась в том, чтобы показать, что применение власти в экономике следует рассматривать как «насильственное вторжение социальных сил, которые, в конце концов, разрушаются естественными экономическими законами». Этим он хотел подчеркнуть превосходство экономических законов над институциональными факторами и бороться со взглядом экономистов исторической школы, которые склонны интерпретировать экономические соглашения как отражение, скорее, властных структур, чем неизменных законов.

По его мнению, несмотря на то, что власть или контроль могут быть важными факторами влияния на экономическую среду, экономические законы по-прежнему применимы к рыночным трансакциям. Это означает, к примеру, что законы, определяющие ценовое поведение, действуют даже в условиях монопольной власти (следует заметить, что Бём-Баверк исключает из своей дискуссии случаи грабежа, вымогательства и рабства, полагая, что они принадлежат к другой категории проблем, выходящих за рамки экономической теории). Е.Бём-Баверк признает факт влияния власти, но утверждает, что норма распределения, насильственно навязываемая проявлением власти, не может иметь длительную природу. По его утверждению, какую бы власть не имели рабочие, тем не менее их заработная плата в конечном итоге определяется предельной производительностью.

С точки зрения Е.Бём-Баверка, власть побеждается уравновешивающей силой, которая имеет чисто экономическую природу. Он утверждал, что хотя власть и проявляет себя в монополистических ситуациях, все же менее атомарная конкуренция на рынке устраняет доминирование одной группы экономических агентов над другой.

Доказательство, приводимое ученым, основано на примере повышения заработной платы сверх предельной производительности, которое было навязано действиями профсоюзов. Он отмечает, что подобное отклонение представляет собой лишь временное явление, поскольку, во-первых, это побуждает нанимателей заменить методы производства на более капиталоемкие, а во-вторых, конкуренция между уволенными рабочими снова урежет заработную плату до уровня, соответствующего предельной производительности. Следовательно, в аргументации Е.Бём-Баверка власть побеждается действием «экономических мотивов» и уравновешивающими силами «чисто экономической природы»; тем самым естественное распределение, представляющее собой распределение соответствующее предельной производительности, снова вступает в силу.

Такая позиция Бем-Баверка была подвергнута критике в статье Е.Прайзера. «Доказывает ли реально данный пример общий тезис о том, что власть должна проваливаться в долгосрочном периоде? – задает вопрос Е.Прайзер. Слабость концепции Бём-Баверка об эфемерной природе власти – становится вполне очевидной в обобщенной формулировке. Общая формула: каждая монополия вызывает противостоящие силы, которые уничтожают данную монополию – данное утверждение очевидно неверное» [201, р.124]. Автор пишет, что в то время, как наниматель может реагировать на повышение нормы заработной платы путем принятия различных методов производства, рабочий не обладает средствами для избежания действия падения заработной платы. Следовательно, уровень заработной платы ниже предельного продукта может поддерживаться значительно дольше, чем норма заработной платы, превышающая его. Дело не в том, что рабочий не имеет мотива к действиям, противостоящим этому, но у него нет средств, чтобы сделать свое противостояние эффективным путем изменения собственной экономической активности. Власть, таким образом, отнюдь не преодолевается простым действием экономических законов [201, p.124‑126].

Точка зрения Е.Бём-Баверка оставалась доминирующей для австрийских экономистов по отношению к проблеме власти, но в рамках данной теоретической школы возникли и другие взгляды на то, как и почему власть должна быть вычеркнута из экономической теории.

Близкую точку зрения на экономическую власть имел Й.Шумпетер[6]. Однако его позиция в вопросе теории власти, в отличие от Е. Бём-Баверка, не была просто негативной. Отношение Й.Шумпетера к феномену власти было довольно сложным, как и его мнение по воду действия власти. Как замечает Я.Таката, это было не внутреннее, безоговорочное отрицание действия власти, но, скорее, отрицание ее применительно к экономической теории, отрицание позиции власти в рамках параметров экономической жизни, соответствующей принципам обмена. Поскольку Й.Шумпетера всегда интересовало общество в целом, то он никогда не принадлежал к тем ученым, которые категорически отрицают само действие власти. Я.Таката приводит слова Шумпетера, высказанные им в их беседе: «Действие власти очевидно в области динамической экономики. Однако определение фактора власти практически невозможно» [200, p.101].

В теории Й.Шумпетера категорическое отрицание действия власти отсутствует. Однако он не рассматривал ее действие в рамках экономической теории, а вместо этого искал результаты экономического поведения или эффективного обмена в рамках того, что может быть названо «чистым обменом». Хотя власть может быть в состоянии оказывать действие, она ставится в круглые скобки как данное. Игнорирование Й.Шумпетером власти в статической теории, писал Я.Таката, можно в той или иной мере рассматривать как игнорирование Марксом полезности в его теории спроса и предложения [200, p.101].

Утверждение, что власть не функционирует в рамках экономической теории, становится для Шумпетера базисной предпосылкой. Его окончательный вывод не слишком отличается от вывода Бём-Баверка: он считает, что если наблюдается настойчивое требование заработной платы, превышающей предельную производительность, то одна часть рабочей силы станет безработной, требуемая заработная плата получена не будет, так что власть станет не эффективной.

Гораздо более радикальную позицию в отношении проблемы экономической власти заняли представители так называемой «неоавстрийской школы» (Ф.Хайек, Л.Мизес, М.Ротбард).

Общую концепцию экономической власти этой школы можно рассмотреть на примере известной работы М. Ротбарда «Власть и рынок». Ее автор отбрасывает обвинение в том, что либералы игнорируют другую (кроме государства) существенную форму принуждения, проявляющуюся в обществе, – частную власть принуждения (private coercive power). По его мнению, «либеральная доктрина ограничивает концепцию принуждения использованием насилия» [202, р.228].

В условиях свободы частное принуждение, или, как пишет М.Ротбард, «зловеще звучащий» термин «экономическая власть», отсутствует. При этом признаками отсутствия власти являются добровольность обмена и его взаимовыгодный характер[7]. «В условиях свободы, где нет разрешенного насилия, каждый человек имеет власть совершить или нет обмен, когда и с кем он считает подходящим. Когда обмен сделан, обе стороны получают выгоду. Мы видели, что если обмен принудительный, по крайней мере, одна сторона теряет» [202, p.228]. «Экономическая власть» понимается М.Ротбардом как простое право в условиях свободы отказаться совершать предлагаемый обмен. Каждый человек обладает такой властью и таким правом. Поэтому борьба против экономической власти в данном смысле слова, согласно М.Ротбарду, становится бессмысленной [202, р.229]. Коротко говоря, пишет он, «для либеральной доктрины провозглашение естественного права защиты от политической власти является последовательным и содержательным, вместе с тем любое провозглашение права защиты от «экономической власти» не имеет смысла» [202, р.231]. Признание частной экономической власти как формы принуждения и борьба за ее ограничение противоречат принципам либеральной экономики, поскольку ограничение экономической власти есть ограничение права совершать обмен, причем ограничение, основанное на насилии. Капиталист, увольняющий рабочего, совершает выбор (обмен), ничем не отличающийся от выбора бакалейщика, который продает яйца. Ограничить выбор означает применить насилие и ограничить свободу. «Если мы выбираем концепцию «экономической власти», то мы должны обращаться к насилию при любом отказе от обмена; если мы отвергаем эту концепцию, то мы должны использовать насилие для противодействия любой попытке навязать обмен» [202, р.228‑229].

М.Ротбард вообще считает ошибочным использование концепта «экономическая власть» для применения в анализе экономики, основанной на обмене. Такое использование он рассматривает как некритическое перенесение в экономику политической терминологии, где власть означает принуждение. «Язык и концепция политической власти, – подчеркивает он, – неприемлемы в обществе со свободным рынком» [202, р.231]. «Либертарианское учение, провозглашающее естественное право защищаться от политической власти, последовательно и разумно, а любые «права» на защиту от действий «экономической власти» совершенно бессмысленны», – делает вывод М.Ротбард [202, р.231].

По мнению М.Ротбарда, фундаментальная путаница во взглядах на природу власти возникает из ошибки в разграничении между двумя разными концепциями власти: власти над природой и власти над людьми. Легко видеть, пишет он, что индивидуальная власть есть способность контролировать свою окружающую среду для того, чтобы удовлетворить свои желания. Власть над природой есть вид власти, на которой построена цивилизация. Между тем, власть над человеком не повышает стандартов жизни и не улучшает удовлетворения потребностей, как это делает власть над природой. По существу, только некоторые люди в обществе могут иметь власть над людьми. Там, где власть над людьми существует, одни должны быть носителями власти, а другие – быть объектами власти. Но каждый человек может обладать и действительно обладает властью над природой. Власть одного человека над другим не может внести что-либо в прогресс человечества; власть может только создать общество, в котором грабеж перераспределяет продукцию, гегемония вытесняет контракт, насилие и конфликт занимают место мирного порядка и гармонии рынка. Власть одного человека над другим является паразитической больше, чем творческой; наличие такой власти означает, что покорители природы стали рабами тех, кто сделал своей целью господство над людьми [202, р.232].

Либеральная доктрина, заключает М.Ротбард, защищает максимизацию человеческой власти над природой и искоренение власти человека над человеком [202, р. 233].

Аналогичную позицию в отношении проблемы власти занимает Л.Мизес. Осуждения экономической науки исторической школой и институционалистами за пренебрежение ролью, которую играет власть в реальной жизни, рассматриваются им как ложные [97, с.607]. «Сегодня принято обозначать положение, которое занимают владельцы собственности и предприниматели в рыночной системе, как экономическую или рыночную власть. Все, что происходит в свободной рыночной экономике, управляется законами, изучаемыми каталлактикой. В конечном счете, все рыночные явления определяются выбором потребителей. Если кто-то желает применить понятие власть к явлениям рынка, то ему следует сказать: в рыночной экономике вся власть принадлежит потребителям.   В высшей степени нецелесообразно пользоваться одним и тем же термином «власть», обращаясь к способности фирмы обеспечивать потребителей автомобилями, обувью или маргарином лучше, чем это делают другие, и адресуясь к способности вооруженных сил государства сокрушать любое сопротивление. Владение факторами производства, так же как и предпринимательскими или технологическими навыками, не дарует – в рыночной экономике – власть в смысле принуждения. Все, что оно дарует, это привилегию служить подлинным хозяевам рынка – потребителям – с большим восторгом, чем другие» [97, с.608‑609].

Идея о том, что отношения власти не присущи добровольному обмену, является решающей и проходит через всю литературу неоавстрийской школы. Добровольность рассматривается в ней как признак отсутствия власти. Если в mainstream экономикс признаются случаи возникновения власти при монополии над ресурсами или источниками занятости, то неоавстрийцы утверждают, что, поскольку обмен остается добровольным, то власть отсутствует и в этих ситуациях. Таким образом, у Мизеса, Хайека и Ротбарда обмен является полностью добровольным, а проблемы власти и монополии возникают исключительно вследствие государственной интервенции, основанной на насилии.

Хотя идеи М.Ротбарда соответствуют теории Л.Мизеса, между ними есть определенное различие в точной оценке роли власти. М.Ротбард отрицал важность власти для рыночных трансакций, но допускал, что может иметь место принудительное поведение индивидов: акты насилия или угрозы насилия одного агента над другим. Однако это не является частью экономической сферы. Такая позиция несколько отличается от точки зрения Л.Мизеса, который отрицал уместность власти не тем, что эта проблема  относится к другой (неэкономической) сфере. Он доказывал, что не особенно важно, почему агент решает совершить трансакцию по определенной цене. По его мнению, даже если власть принимает форму принуждения, и подобное принуждение используется одним агентом над другим при установлении цены определенной трансакции, то это не имеет значения для теории цены. В концепции Л.Мизеса мотивы не имеют значения для каталлактики.

Общее положение австрийской школы состоит также в ограничении власти государства в экономической жизни обеспечением правового порядка. Центральный тезис Ф.Хайека заключается в том, что государство, обладающее экономической властью, есть «зло». Конкурентного рынка вполне достаточно для регулирования капиталистической экономики. «Вера в то, что власть, которая присвоена государством, просто делегирована ему от других, ошибочна. Это власть, которая заново возникает и в конкурентном обществе никому не принадлежит. Пока собственность разделена между многими владельцами, ни один из них, действуя независимо, не имеет исключительной власти определять доходы и позицию отдельных людей – никто не привязан к нему кроме факта, что он может предложить лучшие условия, чем кто-либо еще» [Цит. по: 216, р.93].

Отношение австрийской школы к проблеме власти неоднократно подвергалось критике в экономической литературе. «Точка зрения, которая ограничивает все аспекты власти полностью неэкономической сферой, – пишет Д.Янг, – может быть расценена как менее чем удовлетворительный подход к рыночным взаимодействиям» [216, р.95]. Не останавливаясь подробно на изъянах позиции неоавстрийской школы, обратим внимание лишь на тот факт, что она подвергается критике именно с позиции защиты свободы. В.Освальт, имея в виду неоавстрийцев, пишет: «Либеральная экономическая наука – вопреки тому, что она сама о себе думает, – слишком мало ориентируется на свободу индивида. Либеральные экономисты традиционно определяют свободу как отсутствие принуждения. Это означает, что опасность для свободы может возникать лишь в том случае, когда один субъект способен отдавать приказы другому. Поэтому для либеральных экономистов государственная власть сама по себе представляет угрозу свободе. Опасность свободе, исходящая от крупных предприятий, как и вся проблема рыночной власти, на методологическом уровне не рассматривается вообще. Даже если властвующие на рынке предприятия по существу закрывают другим дорогу на рынок, свободе последних, по Хайеку, ничто не угрожает: ведь никто не дает прямых указаний» [113, c.339].

§1.3.ВЛАСТЬ В ТЕОРИИ ХОЗЯЙСТВЕННОГО ПОРЯДКА В. ОЙКЕНА

Концепция экономической власти является центральным элементом теории хозяйственного порядка, разработанной В.Ойкеном (1891‑1950). Его основные взгляды на природу экономической власти изложены в двух работах – «Основы национальной экономии» и «Основные принципы экономической политики». В систематизированном виде воззрения В.Ойкена на природу экономической власти можно сформулировать следующим образом.

В.Ойкен не дает собственного развернутого определения концепту экономической власти. Власть он понимает как отсутствие свободы или как зависимость. Экономическая власть постоянно противопоставляется им свободе[8]. Для В.Ойкена проблема экономической власти – это другая сторона проблемы свободы в современной индустриальной экономике [107, c.249].

Власть является для Ойкена одной из важнейших характеристик хозяйственного процесса. «Определение и анализ хозяйственных систем, – подчеркивает он, – подводят нас к большой исторической проблеме – проблеме экономической власти» [106, c.116]. Подобно истории вообще, история экономики наполнена примерами злоупотребления властью. Правда, замечает Ойкен, размеры угрозы со стороны усиливающейся власти различны в зависимости от установленного порядка. По его мнению, особенно остро проблемы власти стоят в современной экономике. «Проблема экономической власти существовала всегда. Но с начала промышленной революции она предстала в новой форме. Вместе с промышленной революцией наступила эпоха бурного роста экономической власти. Ее избыток характерен для наблюдавшегося до сих пор экономического развития Германии и других промышленных держав: власть отдельных фирм, власть концернов, картелей, центральных плановых органов или же союзов предпринимателей и профсоюзов» [107, с.248]. «Современная индустриальная экономика и общество, – писал он, – не только ставят целый ряд новых, взаимосвязанных и жизненно важных задач политики экономического порядка исключительной объективной сложности. Одновременно она дает импульс борьбе за власть правящих слоев, которая носит длительный характер и является определяющим фактором для современной экономической политики» [107, c.70‑71]. Таким образом, важнейшими особенностями хозяйственной жизни в современном рыночном хозяйстве являются наличие различных властных группировок[9] и экономическая борьба между ними. В.Ойкен отмечает: «Зависимость от давления властных группировок – вот та картина, которую представляет собой нынешнее государство» [107, c.420].

Возникновение  частной экономической власти в хозяйственной жизни  В.Ойкен   связывал   с  различными  причинами.  Во-первых, с извечно существующим стремлением к власти [107, с.218]. Во-вторых, с индустриальной экономикой, основанной на разделении труда, которая «предоставляет возможность осуществлять господство и проявлять власть, каких прежде в истории не существовало» [107, с.321]. В-третьих, с тем, что форма рынка полной  конкуренции «зачастую не пользуется признанием», поскольку,  как  полагает Ойкен,  «подчиняет индивида контролю рынка,  в   значительной   степени   лишает  его  власти,  понуждает  к  увеличению  объема  выполняемых работ и предоставляемых услуг, заставляет его постоянно приспосабливаться, а при возникновении угрозы материальных потерь или при банкротстве располагает  чувствительными средствами принуждения» [107, с.317].

С точки зрения В.Ойкена, властные позиции отдельного хозяйства и его место в экономической власти проявляются в том, как формируются его хозяйственные планы, и в его влиянии на хозяйственные планы других хозяйств. На разных рынках властные позиции отдельного хозяйства различны: «Часто оно должно приспосабливаться к складывающейся на рынке ситуации. Но часто отдельное хозяйство может решающим образом определять ход событий на рынке» [106, с.120].

Соотношение между властью и свободой для отдельных хозяйств является для В.Ойкена отличительной характеристикой различных хозяйственных порядков. При этом экономическая реальность определяется, прежде всего, тем, в какой мере каждый индивид свободен в реализации собственных хозяйственных планов. Для Ойкена это является центральной предпосылкой теории хозяйственного порядка. «Все хозяйственные порядки, – пишет Освальт, комментируя теорию В.Ойкена, – можно охарактеризовать через различные формы распределения власти и свободы» [113, с.339].

С точки зрения экономической власти, согласно концепции Ойкена, можно выделить три типа форм хозяйственного порядка[10].

Первый из них – это полная конкуренция, для которой характерно отсутствие экономической власти со стороны отдельных хозяйств. Иными словами, полная конкуренция означает одинаковую свободу всех потребителей и производителей. Единственным аппаратом контроля над хозяйствами, обладающим силой принуждения, является механизм цен. «В условиях полной конкуренции отдельный субъект почти, но не абсолютно лишен власти…И поскольку отсутствует какое-либо сосредоточение власти, постольку нет и личной экономической зависимости, но есть всеобщая зависимость от анонимного рынка» [106, c. 257].

Именно отсутствие власти отдельных хозяйств создает, по мнению Ойкена, идеальный хозяйственный порядок, при котором наилучшим образом обеспечиваются регулирование хозяйства общественными потребностями, учет интересов потребителей, социально справедливое распределение дохода. Кроме того, отсутствие власти отвечает кантовскому принципу методологического индивидуализма, который разделял В. Ойкен и согласно которому «каждый человек должен рассматриваться как ценность сама по себе» [113, с.339].

Теория хозяйственного порядка считает рациональными лишь те рыночные результаты, которые являются следствием деятельности одинаково свободных индивидов. Для Ойкена максимальная экономическая эффективность достигается тогда, когда все индивиды располагают максимальной экономической свободой. «Так как каждый индивид лучше всех знает, что ему нужно, необходимое условие экономической рациональности заключается в том, что хозяйственный рост происходит вследствие скоординированных действий свободных индивидов. Во-первых, ни одно предприятие не должно иметь власть на рынке, т.е. никто не должен с помощью ценовой политики искажать решения других. Во-вторых, ни одно предприятие в силу своих размеров не должно осуществлять политической власти» [113, c.340].

Абсолютной противоположностью полной конкуренция является централизованное плановое хозяйство[11]. На взгляд Ойкена, в полностью централизованной экономике происходит наибольшее сосредоточение власти, какое только вообще возможно. Вся власть концентрируется здесь у центрального органа, который единолично разрабатывает экономические планы и направляет действия всех членов сообщества, лишенных какой-либо власти и свободы [106, с.252]. Для централизованного хозяйственного порядка, пишет он, характерно сосредоточение экономической власти в одном месте. «Нет другой хозяйственной системы, где имелась бы большая концентрация власти. Здесь экономическая власть не ограничена хозяйственными факторами. Каждый член сообщества полностью зависит от хозяйственного руководства центральной администрации и ее бюрократии и не имеет никакой экономической свободы и самостоятельности» [106, с.115].

Третьей формой хозяйственного порядка является олигополистическая, частично монополистическая и монополистическая формы рынка. «Рыночное хозяйство с монополиями, частичными монополиями и олигополиями располагается между этими двумя крайностями (полной конкуренцией и централизованным хозяйством. – В.Д.), в том числе и с точки зрения развертывания экономической власти» [107, с.164]. Носителями экономической власти здесь выступают частные властные группировки: монополии, союзы предпринимателей, профсоюзы, картели и т.п. Таким образом, между полной конкуренцией,    где   все    индивиды   управляют       хозяйственным

процессом через цены, и регулированием посредством центральной инстанции существует третий вид регулирования: через властные группы [113, с.337].

Властная позиция частных групп определяется их рыночным положением. Во-первых, власть отдельного хозяйства тем сильнее, чем больше форма рынка приближается к монополии спроса и предложения. Во-вторых, индивидуальный монополист имеет более сильные позиции, чем коллективный, чья власть часто ослабляется внутренними противоречиями. В-третьих, на рынках, закрытых с обеих сторон или с одной стороны, властные позиции образуются значительно легче, чем на открытых. В-четвертых, сила власти различна в зависимости от значимости рынка [106, с.253]. Властные позиции на рынке зависят также от эластичности спроса и предложения. «Чем выше эластичность спроса, – пишет Ойкен, – тем слабее властное положение продавца» [106, c.257].

В.Ойкен подчеркивает, что экономическая власть оказывает отрицательное влияние на функционирование хозяйственного процесса. По его мнению, концентрация экономической власти является главной причиной нерешенности глобальных проблем. Комментируя Ойкена, Освальт отмечает: «Чем больше рынок находится под влиянием властных сил, тем иррациональнее (неэффективнее) его результаты в целом (т.е. для всех индивидов)» [113, с.340]. Власть, а равно ограничение свободы означает ограничение влияния потребителей и механизма цен на хозяйственные планы. Согласно В. Ойкену, это влечет за собой такие последствия: отсутствие учета интересов потребителей при планировании хозяйственного процесса, искаженное соотношение издержек и выгод из-за отсутствия принудительного ценового механизма, несправедливость в распределении доходов[12], нарушение индивидуальной свободы и принципов правового государства[13].

Отрицательное влияние власти возрастает соразмерно степени ее концентрации.[14] Это позволяет Ойкену утверждать о неспособности централизованного хозяйства обеспечить эффективное регулирование хозяйственного процесса на том основании, что в этих условиях из-под контроля со стороны потребителя выведено централизованное управление, в котором сконцентрирована экономическая власть. По этой причине оно не попадает под действие какого-либо механизма контроля [107, с.129-130]. По В.Ойкену, централизованная экономика изначально неэффективна, поскольку, во-первых, руководящий слой в централизованной экономике является «неконтролируемой властной группировкой. Имеются все предпосылки для того, чтобы он решительно проводил свой собственный интерес, то есть свою властную волю». Во-вторых, если же все-таки есть желание служить общему интересу, то «невозможно распознать этот общий интерес». В-третьих, «допустим, что общий интерес действительно может быть распознан. Тогда было бы невозможно реализовать его в централизованно управляемой экономике» [107, с.457].

Так же критически относится В.Ойкен и к способности частных экономических группировок регулировать хозяйственный процесс. По его мнению, в условиях монополистической или олигополистической форм рынка регулирующая сила потребителей существенно ограничивается и проявляется гораздо слабее, чем при полной конкуренции [107, с.129]. «Частные собственники фабрик или частные концерны, синдикаты и союзы предпринимателей, – пишет он, – используя преимущества, которые предоставляет им частная власть, осуществляли власть, направленную против интересов рабочих, потребителей, конкурентов» [107, с.357]. Cосуществование властных группировок и их противостояние друг другу не могут обеспечить прочного и долговременного решения проблемы порядка [107, с.325]. Кроме того, с точки зрения Ойкена, опасность монополии состоит в том, что она порождает «тенденцию к проведению политики централизованного управления не столько потому, что она предоставляет в распоряжение плановых органов нужных функционеров, сколько потому, что монополия или олигополия также и в остальном вынуждает экономическую политику использовать методы централизованно управляемой экономики» [107, с.221].

В.Ойкен критикует утверждение, согласно которому современная техника неминуемо ведет к созданию крупного производства, а тем самым – к концентрации и монополии, а отсюда, в конечном счете, – к централизованному регулированию экономического процесса[15]. «Точка зрения на то, что современная техника приводит к исчезновению конкуренции, является не только мнением ряда ученых, но одновременно представляет собой ярко выраженную идеологию, присущую кругу заинтересованных лиц особого рода» [107, с.318]. По его мнению, основа власти – не концентрация производства, а концентрация бизнеса. «Величина производственной единицы сама по себе еще не конституирует экономическую власть; эта величина создает властные позиции лишь тогда и постольку, когда и поскольку она ведет к образованию монополистических, олигополистических или иных рыночных форм, отличающихся от полной конкуренции» [106, с.256]. Концентрация экономической власти не является экономическим законом, а становится возможной лишь при определенных условиях [113, с.338]. Более того, как полагает В.Ойкен, в современной промышленности действуют тенденции, которые противостоят концентрации производства: расширение рынков, увеличение выпуска взаимозаменяемых товаров и возрастание адаптационной способности производства [107, с.310].

Отрицательно оценивая возможности централизованного регулирования хозяйства, В.Ойкен критически относится также к политике laissez-faire гарантировать экономическую свободу и установить порядок полной конкуренции[16]. По его мнению, именно политика laissez-faire вызвала значительное усиление властных структур в экономике [107, с.267]. Ойкен полагает, что принцип laissez-faire недооценивает опасности того, что индивидуальный интерес может обратиться против общего интереса [107, с.459]. С его точки зрения, свобода заключения договоров в рамках либерального порядка приводит к отрицанию основного принципа конкурентного порядка[17]. Индивидуальный интерес, указывает он, реализуется не только в экономическом процессе, но и в формировании позиции на рынке в той или иной форме. Завоевание властных позиций на рынке вступает в противоречие с общим интересом. Ибо «чем большей властью располагают отдельные лица, тем больше опасность того, что возникнет конфликт между индивидуальным и общественным интересами» [107, с.454]. Так же отрицательно относится Ойкен и к либеральной идеологии, недооценивающей проблему экономической власти.

В.Ойкен обращает внимание на противоречивость роли власти в хозяйственной жизни и делает попытку очертить допустимые границы экономической власти. Он пишет: «Почему так важна проблема экономической власти?…Обладание властью провоцирует акты произвола, угрожает свободе людей, разрушает сформировавшиеся хорошие порядки. Вместе с тем нет социальной жизни без существования положения, дающего власть, поскольку для любой жизни в обществе, будь то в государстве или на предприятии, необходим авторитет. Друзья власти преуменьшают ее опасность, а противники – ее безусловную необходимость.    Преодоление этой дилеммы, видимо, является решающей задачей любой политики, в том числе и экономической» [107, с.248].

Для Ойкена экономическая власть оправданна лишь до тех пор, пока она служит целям создания и сохранения конкурентного порядка. В частности, он допускает экономическую власть внутри предприятий и власть центрального банка. «Экономическая власть должна существовать в условиях конкурентного порядка лишь постольку, поскольку она необходима для его поддержания. Управлению домашними хозяйствами и предприятиями нужна экономическая власть для того, чтобы иметь возможность проводить в жизнь разработанные хозяйственные планы. При этом в условиях конкурентного порядка над управлением, разумеется, устанавливается необходимый строгий повседневный контроль через механизм цен. Но экономическую власть осуществляет также и центральный эмиссионный банк. …Однако и это властное образование также имеет своей целью обеспечение конкурентного порядка» [107, с.378].

Хозяйственный порядок полной конкуренции не может возникнуть спонтанно[18]. Согласно В.Ойкену, формирование хозяйственного порядка полной конкуренции и ограничение экономической власти являются основной целью экономической политики государства. При этом экономическая политика должна быть направлена, в первую очередь, не против злоупотреблений существующих властных структур, а непосредственно против возникновения таковых вообще. По его мнению, первый принцип государственной политики должен состоять в том, что «политика государства должна быть нацелена на то, чтобы распустить экономические властные группировки или ограничить их функции. Любое усиление властных группировок усиливает падение неофеодального авторитета государства» [107, с.427]. Второй ее принцип связан с ограничением экономической власти государства: политико-экономическая деятельность государства должна быть направлена на создание форм экономического порядка, а не на регулирование экономического процесса [107, с.429]. В.Ойкен постоянно подчеркивает принцип экономической политики, который состоит в том, что проблема частной экономической власти никогда не может быть решена путем дальнейшей ее концентрации в руках государства. Такая концентрация лишь вновь обостряла бы проблему власти [107, с.247]. «Политика конкурентного порядка, – указывает он, –  … ограничивает экономическую власть путем разграничений, а именно по возможности разграничиваются, в частности, сферы повседневного хозяйствования и политико-государственной деятельности. Это один метод. Еще один метод … заключается в том, что в рамках экономической сферы с развертыванием конкуренции происходит деконцентрация, препятствующая тому, чтобы сохранялись или вновь возникали позиции, дающие власть» [107, с.472].

По сути дела, В.Ойкен переносит в сферу экономической политики задачу построения правового государства в том виде, в каком она была сформулирована Кантом. Задача государства заключается в том, чтобы найти форму, в рамках которой возможно совместное проживание в сообществе и которая предоставляет по возможности наибольший простор для свободного расцвета индивидуальных сил. «Абсолютная свобода естественного состояния» должна быть ограничена законами, которыми отдельно взятый человек защищен от произвола других [107, с.455]. Как и здесь, у Ойкена основной задачей экономической политики является защита хозяйственного поведения от произвола частной или государственной власти. Поэтому, в отличие от традиционного либерализма, «абсолютная экономическая свобода естественного состояния» им отвергается, поскольку такая свобода становится источником произвола.

В.Ойкен постоянно обращает внимание на то, что в экономике нужно бороться не со злоупотреблениями монопольной власти, а с самой властью, с властными позициями и условиями, их порождающими[19]. По его мнению, контроль за деятельностью монополий, острие которого было направлено против так называемого «сопротивления власти», терпит провал. «Понятие «злоупотребление», – пишет он, – не поддается точному определению. Как известно, властные структуры приобретают большой политический вес в той стране, где они начинают разрастаться. В силу этого само государство не в состоянии осуществлять действенный контроль за деятельностью монополий» [107, с.245]. Цель законодательства о монополиях и контроля за их деятельностью должна заключаться в том, чтобы побудить носителя экономической власти к такому образу действий, как если бы существовала полная конкуренция [107, с.383]. «Специальные антимонопольные законы, – полагает он, – … не решат самой проблемы монополий. Развитие монополий сделало посмешищем пунктуальное законодательство и судебную практику. Несмотря на то, что ведется ожесточенная борьба с монополиями, последние процветают. Об этом свидетельствует весь политико-экономический опыт» [107, с.395].

При этом В.Ойкен не считал частную собственность (или ее устранение)[20] способом решения проблем экономической власти и создания конкурентного порядка. Он писал: «Ожидание от порядка собственности решения социальных и политико-экономических вопросов явилось фундаментальной ошибкой политико-экономической дискуссии и экономической политики XIX – начала ХХ в.» [106, с.354]. «Частная собственность на средства производства  нуждается  в контроле со стороны конкуренции. ...Если возникнут монополии и если, следовательно, будет отсутствовать контроль со стороны конкуренции, то полномочия распоряжаться частной собственностью должны быть ограничены» [107, с.359].

Большую роль в ограничении экономической власти В.Ойкен отводит принципу ответственности в экономической политике: тот, кто имеет доходы, должен нести и убытки. «Для конкурентного порядка должен действовать принцип: тот, кто ответственен за планы и действия предприятий и домашних хозяйств, несет за это юридическую ответственность» [107, с.366].

Особое внимание В.Ойкен уделяет проблемам теоретического исследования экономической власти[21]. «Понимание экономической действительности всех прошлых эпох и современности, а возможно и будущего, – писал он, – требует … понимания экономической власти и рассмотрения поразительно одинаковых методов борьбы экономических властных групп» [106, с.250]. Для него экономическая власть не есть «нечто иррациональное, мистическое; экономическая власть есть нечто рационально познаваемое» [106, с.258]. Без понимания власти невозможно понять современные хозяйственные системы. «Власть – это слово. Недостаточно то здесь, то там употреблять это слово, как недостаточно и заявлений, что власть многое значит в экономике, равно как и в политике. Мало что дают и мистические разговоры о центрах «капиталистической власти» и их таинственном воздействии. Основная задача заключается скорее в том, чтобы сделать видимым ядро феномена экономической власти. Иначе мы не сможем понять экономическую действительность» [106, с.258].

Ойкен критикует современную ему экономическую науку за пренебрежение проблемами власти. По его мнению, у многих ученых, занимающихся национальной экономией, отсутствуют видение и понимание того обстоятельства, что хозяйственный процесс пронизан жестокой борьбой за власть. С его точки зрения, тот, у кого недостает способностей или силы видеть это, кто желает сгладить углы, тот не понимает экономики. «Мы, экономисты, – подчеркивает он, – должны приподнять занавес, которым идеологии, отражающие интересы различных групп, прикрыли концентрацию экономической власти и борьбу за экономическую власть» [106, с.251].

Одновременно   Ойкен   отвергает  тезис   либеральной  теории о том, что проблема власти выходит за рамки экономического анализа. «Если экономическая теория разработана правильно, – утверждает он, – то она не только совместима с проявлениями власти, но и абсолютно необходима … для познания феномена экономической власти. Принципиальной несовместимости экономической теории и феномена экономической власти не существует» [106, с.252]. Необходимо, применяя категории форм рынка и денежных систем, описать причины и воздействие отдельных властных позиций, определить их место в тогдашнем хозяйственном  порядке,  показать  «сплетения  властных  позиций» и  особенно  пункты  сосредоточения большой власти, а также указать на области, где отдельные хозяйства лишены всякой власти. Только так можно действительно понять и борьбу за власть [106, с.259].

В.Ойкен указывает также на идеологические препятствия для изучения проблем экономической власти. Власть порождает идеологии, которые являются орудиями в борьбе за власть. «В этой борьбе за власть, – пишет он, – такие слова с весьма серьезным содержанием, как «свобода», «справедливость» или «право», употребляются с одной, четко выраженной целью. Это орудия борьбы, средства завоевания или защиты власти» [107, c.70]. Властные группы значительно упрочивают свое положение, поставив себе на службу интеллектуалов, которые вырабатывают для них идеологии. Вся духовная история человечества является сплошной чередой попыток идеологического обоснования чьих-либо притязаний на власть, уже реализованных или только заявленных [106, с.24].

Теория хозяйственного порядка и разработанная на ее основе экономическая политика, включающая в себя в качестве своего существенного момента устранение и минимизацию экономической власти, легла в основу концепции социальной рыночной экономики, нашла отражение в формировании институциональной структуры экономики Германии после окончания Второй мировой войны и явилась одним из теоретических источников «немецкого экономического чуда». Идеи В.Ойкена оказали глубокое влияние на особенности экономической политики в области власти. Не случайно только в немецких учебниках по экономической политике раздел, посвященный экономической власти, является обязательным. Вместе с тем ряд радикальных предложений Ойкена, направленных на минимизацию экономической власти, не нашли поддержки и так и не были реализованы. Например, он предлагал принять общий закон, направленный против экономической власти. Действие закона о недопущении или устранении экономической власти должно было распространиться на все предприятия, «которые в состоянии оказывать на рынке такое влияние, которое в условиях полной конкуренции было бы просто невозможно» [Цит. по: 107, с.38].

§1.4.ПРОБЛЕМА ВЛАСТИ В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ ТЕОРИИ: ДЖ.К. ГЭЛБРЭЙТ

Поскольку власть представляет собой один из важнейших общественных институтов, то проблема власти всегда вызывала особый интерес в традиционной институциональной теории.

Для традиционного институционализма эта проблема является центральной категорией анализа[22]. «Все институционалисты понимают экономику как систему власти» – пишет В.Сэмуэльс [178, p. 110]. «Ударение, которое институционалисты делают на власти, – подчеркивает В.M.Дуггер, – есть не что иное, как объединяющая их характеристика. Начиная с современных работ Дж. К.Гэлбрэйта, Дж.Маркинса, Р.Аверрита, В. Сэмуэльса и Г.Требинга, заканчивая классическими произведениями Т. Веблена и Дж.Р.Коммонса, институционалисты подчеркивали, что наша экономика есть нечто большее, чем рыночная система. Наша экономика есть также система власти, власти, которая выходит далеко за рамки спроса и предложения на рынке, власти, которая распространяется на правила и законы, управляющие конкретными рынками, власти, которая распространяет свое влияние на выгоды, приобретаемые благодаря рынку, и тяготы, возлагаемые рынком» [182, p.XXII]. Вместе с тем известные слабости традиционного институционализма – описательный характер и отсутствие отчетливой методологии экономического анализа – не позволили его представителям разработать программу исследований феномена власти и создать в его рамках теорию экономической власти. Хотя безусловным является существенный вклад представителей этого течения в саму постановку проблемы власти в экономической системе, а также в раскрытие конкретных форм проявления и реальных тенденций развития экономической власти в хозяйственной жизни общества[23].

Прежде всего, речь идет о работах Дж.К.Гэлбрэйта – «Американский капитализм: концепция уравновешивающей власти», «Новое индустриальное общество», «Экономические теории и цели общества», «Анатомия власти».

В работе «Американский капитализм: концепция уравновешивающей власти» (1956) этот ученый выдвинул концепцию «уравновешивающей» власти.

C точки зрения Гэлбрэйта, изъяном современной экономической теории является то, что она до сих пор не установила делового контакта с политической наукой. Это серьезный недостаток, поскольку, по его мнению, в экономической науке решающую роль играет проблема власти. В условиях, когда олигополистическая структура стала важнейшей чертой хозяйства, совершенно очевидно, что эта проблема должна быть поставлена в центр интересов экономической науки. К сожалению, традиционная теория конкурентной экономики игнорировала все вопросы, связанные с категорией власти, рассматривая их как якобы внеэкономические по своей природе [См.:140, с.138‑139]. Гэлбрэйт утверждает, что в современном капитализме важнейшие экономические решения принимаются не только индивидами (потребителями, бизнесменами), но и группами индивидов или индивидами, действующими как представители структурированных социальных групп. Теория «уравновешивающей власти» есть отражение понимания Гэлбрэйтом роли организованных групп и государства в современном капитализме.

Центральной идеей концепции «уравновешивающей» власти Гэлбрэйта является положение о том, что в условиях олигополии возникают новые факторы, сдерживающие экономическое поведение – не в лице соперников (конкурентов), а на противоположной стороне рынка – там, где находятся покупатели и поставщики.

Концепция «уравновешивающей» власти может быть обобщена следующим образом: во-первых, для каждого центра власти в экономике имеется тенденция к возникновению «уравновешивающего» центра власти, и, во-вторых, один центр власти «уравновешивает» другой таким образом, что это служит общественным интересам. Экономическая власть крупных корпораций порождает противодействия: сильным продавцам теперь противостоят сильные покупатели. Идея Гэлбрэйта состоит в том, что олигополии внутренне присуща тенденция к «уравновешиванию» сил (власти). Гэлбрэйт иллюстрирует свою концепцию многими примерами, особенно подчеркивая роль профсоюзов и крупных компаний в сфере розничной торговли. В одном из таких случаев фирма, контролировавшая сеть супермаркетов, заставила производителей снизить цену кукурузных хлопьев, просто пригрозив им, что она сама займется их производством. Хорошо известно, что некоторые крупные торговые компании оказывают сильнейшее давление на тех, у кого они покупают товары.

С позиции Гэлбрэйта существующая сеть власти и контрвласти, которые отрицают друг друга в экономическом процессе, или равенство переговорной власти вносят вклад в достижение общественного благосостояния. Эффект богатства, ассоциирующийся с равновесием власти, заключается в более низких розничных ценах, более высокой эффективности производства, более равном распределении дохода, лучшем использовании ресурсов.

Дж.К.Гэлбрэйт констатировал, что в условиях олигополии «самодвижущая сила конкуренции является химерой»; а реальность состоит в «уравновешивании» сил монополий-продавцов и монополий-покупателей. Рост «уравновешивающих» сил повышает способность экономики к саморегулированию, но в ряде случаев они не действуют, тогда на помощь приходит вмешательство государства, также выступающего одной из «уравновешиващих» сил. Профсоюзы как монополии по продаже рабочей силы Гэлбрэйт назвал третьей главной «уравновешивающей» силой – наряду с большим бизнесом и правительством. Он выступал против антитрестовского законодательства, которое считал имеющим смысл только для случая чистой монополии; олигополии же он расценивал как благо, с точки зрения роста «уравновешивающей силы» и технического прогресса [58, с.326‑327].

«Уравновешивающая» сила существует не во всех секторах экономики, но Гэлбрэйт полагает, что ее широкое распространение способствовало бы росту экономики[24]. Чтобы достичь этого, необходима организация ресурсов в корпоративной форме. Таким образом, теория Гэлбрэйта подтверждает достоинства корпоративного капитализма Минза. Однако это ни в коей мере не означает, что новый капитализм может функционировать автоматически. Гэлбрэйт полагает, что для обеспечения должных результатов в экономике все же необходимо известное государственное вмешательство. Поскольку не всякий центр власти порождает контрвласть, то государственная интервенция необходима для предотвращения злоупотреблений властью со стороны некоторых экономических агентов.

Другой ракурс проблемы экономической власти исследуется Дж.К.Гэлбрэйтом в работах «Новое индустриальное общество», а также «Экономические теории и цели общества». Концепция экономической власти, развитая в них, состоит в следующем.

Первое. Гэлбрэйт ставит вопрос об источниках экономической власти и характере ее связи с определенными факторами производства. «Почему власть оказывается связанной с одними факторами, а не с другими? Почему собственность на землю обеспечивала в свое время полную власть над господствующей формой производственного предприятия и вместе с тем в обществе в целом? Почему и при каких обстоятельствах было признано, что власть над предприятием и в обществе в целом должна принадлежать собственнику капитала? При каких обстоятельствах власть могла бы перейти к труду?» [36, c.85]. Неизученность данной проблемы Гэлбрэйт характеризует как «весьма загадочный пробел» [36, c.85].

По его мнению, если рассматривать вопрос в долгосрочном плане, то имело место радикальное перераспределение власти над производственным предприятием (а отсюда – и в обществе в целом) между факторами производства. Господствующие позиции капитала – дело относительно недавнего прошлого: еще пару столетий назад ни один здравомыслящий человек не усомнился бы в том, что власть решающим образом связана с землей.

Второе. С позиции Гэлбрэйта, власть переходит к тому фактору производства, который наименее доступен и труднее всего заменим. Говоря более специальным языком, власть принадлежит тому фактору, предложение которого отличается наибольшей неэластичностью в пределе (at the margin).Такая неэластичность может быть следствием либо нехватки данного фактора в силу естественных причин, либо неэффективного контроля в той или иной форме со стороны людей, либо того и другого. «Если случится так, – пишет он, – что капитала будет недостаточно или образуется избыток и его можно будет легко увеличить или заменить другим фактором, то власть, которую он дает на предприятии и в обществе, будет, по-видимому, поколеблена. Это произойдет с тем большей вероятностью, если одновременно какой-либо иной фактор производства окажется все менее доступным и труднозаменимым» [36, c.96].

Третье. Что касается современного капитализма, то, по мнению Гэлбрэйта, он характеризуется избытком предложения капитала, что проявляется в тенденции к превышению сбережений над капиталовложениями. Это гарантирует высокую надежность  в получении капитала.

В то же время резко возросла потребность промышленного предприятия в специализированных знаниях и соответствующей форме их. Фирма не может сама себя обеспечить такими знаниями. Кроме того, их эффективность может быть достигнута только при эффективной форме их организации. В современной экономике источник власти переместился от капитала к организованным знаниям, что, в свою очередь, находит отражение в перераспределении власти в обществе. Власть не перешла к труду, не перешла она и к классическому предпринимателю. В действительности власть перешла к новому фактору производства – совокупности людей, обладающих разнообразными техническими знаниями, опытом и способностями, в которых нуждаются современная промышленная технология и планирование. От эффективности именно этой организации теперь зависит успех современного частного предприятия. Данную организацию, являющуюся новым носителем власти на предприятии, Гэлбрэйт характеризует как техноструктура. При этом он подчеркивает тот факт, что власть перешла не к отдельным личностям, а к организациям. Современное экономическое общество может быть понято только как синтез групповой индивидуальности. Это связано с тем, что в современной промышленности значительно число решений, и все существенно важные решения принимаются на основе информации, которой располагает не один человек, а большое количество людей. Причем, по мнению Гэлбрэйта, такой переход власти оказался «замаскированным».

Четвертое. Техноструктура, обладающая властью, пользуется ею, чтобы служить интересам своих членов. Ее власть имеет защитные цели и положительные цели. Прежде всего, техноструктура стремится сохранить свое положение и власть. Согласно Гэлбрэйту, у нее две защитные цели: обеспечить свое существование и помешать кому бы то ни было – недовольному акционеру или кредитору, не получившему своих денег, – сместить себя. Короче говоря, техноструктура должна свести к минимуму опасность внешнего вмешательства в принимаемые ею решения. Надежно защитив свое существование, она старается расширить свое влияние, т.е. преследовать свои положительные цели. Лучше всего интересы техноструктуры удовлетворяются по мере роста предприятия. «Основной положительной целью техноструктуры, – пишет он, – является рост фирмы» [37, c.136]. Отсюда – мощные стимулы к увеличению размеров фирмы. Этим объясняется тот факт, что рост фирмы является доминирующей тенденцией при высоком уровне экономического развития. В результате фирма приобретает власть над ценами, издержками, потребителями, поставщиками, обществом и государством. Таким образом, рыночная экономика все более вытесняется «планирующей системой» – миром, где господствуют крупные корпорации. «В планирующей системе, – считает Гэлбрэйт, – т.е. в экономическом механизме крупных корпораций, власть принадлежит техноструктуре, и она, эта власть, растет с размером и зрелостью фирмы» [37, с.126].

Пятое. В результате роста корпораций власть потребителя становится минимальной или исчезает вообще. От власти производителей зависит (существенно, хотя и не исключительно), причем как в государственном, так и в частном секторах экономики, то, каким образом экономические ресурсы – капитал, рабочая сила, материалы – распределяются в производстве. По мере развития экономики такое распределение зависит от власти производителя во все возрастающей степени. С точки зрения Гэлбрэйта, – это основная тенденция современной экономической системы. В современной действительности равновесие определяется не выбором потребителя, а властью производителя. Именно она (а не “потребность” в ее исключительном или общепринятом смысле) определяет то, как функционирует экономика [37, с.189‑190]. Власть позволяет интересам производителя отклоняться от общественных интересов.

§1.5.ТЕОРИЯ ДОМИНИРОВАНИЯ Ф.ПЕРРУ

Существенный вклад в развитие теории экономической власти внес выдающийся французский экономист Ф.Перру (1903‑1987) – профессор "Коллеж де Франс", основатель и директор Института экономического и социального развития. Можно согласиться с мнением В.Я.Гугняка, что «ни у одного из экономистов власть и властные отношения (отношения господства) не приобретают, с точки зрения теоретической конструкции, столь самодовлеющего и всеобъемлющего характера, как у Ф.Перру» [33, c.326]. Однако – в отличие от В.Я.Гугняка, который критически относится к данному аспекту экономического наследия Ф.Перру и полагает, что его теория власти иррациональна в своей основе и представляет собой проявление экономического иррационализма [33, с.332], – мы считаем, что феномен власти вполне поддается объяснению с точки зрения концепции рационального экономического человека[25].

Общая экономическая теория Ф.Перру представляет собой систематический анализ проблемы власти в экономике, в основу которого положена теория экономического доминирования. Социологические и институциональные переменные, составляющие основу теории Ф.Перру, объединены для того, чтобы выделить один факт, а именно всеобщий характер феномена власти в экономической жизни общества. С этой целью Ф. Перру включает в предмет экономической теории те качественные аспекты экономического процесса, которыми традиционно пренебрегают представители неоклассической экономической теории по причине их «внеэкономической природы». Свою цель он видел в том, чтобы вернуть в центр экономического анализа такие экстра экономические факторы, как сила, давление, принуждение и власть, которые были отброшены теоретиками либеральной и маргинальной школ. По мнению Ф.Перру, «сила и принуждение всегда включались в число элементов, чуждых экономической науке, в число факторов «внеэкономического» характера, благодаря чему экономист считал себя освобожденным от многих усилий и прощал себе серьезные пробелы знаний в этой области» [Цит. по: 52, c.346]. Экономическая теория Ф.Перру есть систематический анализ экономической власти, во-первых, как проявления асимметричного влияния, оказываемого конкурирующими фирмами и отраслями для достижения желаемых экономических целей; во-вторых, как власти организованных и структурированных групп – таких, как ассоциации менеджеров и профсоюзов; в-третьих, как власти, применяемой государством в экономической сфере в национальном или международном масштабах.

Ядро теории власти Ф.Перру составляет концепция асимметричных отношений между экономическими единицами (юнитами). Согласно Перру, власть есть не что иное, как выражение асимметричных отношений между людьми и группами в социальном мире. Экономический мир Ф.Перру покоится на неравенстве как основополагающем принципе хозяйственной жизни. Он полагал, что в социально-экономической системе современного капиталистического общества нет никаких внутренних побуждений, которые бы толкали ее к установлению равенства. Неравенство вытекает из различий в размерах производства и капитала, из различной степени информированности партнеров, из принадлежности к различным сферам хозяйства [58, с.96‑97].

Современное индустриальное общество автор теории доминирования рассматривает как сеть социальной власти, а именно – сеть политической, экономической и интеллектуальной власти [173, р.16]. Экономическая жизнь, писал Ф.Перру, есть нечто, отличающееся от сети обмена. Это, скорее, есть сеть сил. Экономика направляется поиском не только прибыли, но и власти. В такой ситуации нет ничего такого, чего бы не знали практические экономисты. Однако академические экономисты развивают свой анализ и представляют свои рекомендации так, будто они предпочитают игнорировать этот факт [197, р.56]. Ф.Перру отмечает: в то время, как целые тома написаны о сотрудничестве между равными посредством свободного обмена, условиям и последствиям неравенства фактически не уделяется внимания [197, р.57].

Для Ф.Перру традиционная концепция экономики, характеризуемая как спонтанное равновесие между индивидуумами и небольшими фирмами, действующими в условиях нейтральной власти ценового механизма, есть не более чем миф. На его взгляд, реальные условия функционирования современного общества совершенно иные: экономические агенты действуют в условиях фундаментального отсутствия равновесия между большими и малыми экономическими единицами (фирмами, отраслями, регионами и нациями). Асимметричные отношения являются результатом неравного влияния одних единиц на другие и способности некоторых из них навязывать свою стратегию остальным. Иначе говоря, одни экономические единицы являются доминируемыми, а другие – доминирующими, то есть одни хозяйства доминируют над другими.

Выражением власти в экономике является доминирующий эффект. В теории Ф.Перру эффект доминирования означает асимметричное и необратимое влияние, которое экономический агент, фирма или нация оказывают на агентов, обладающих меньшей властью. Он пишет: «Между двумя экономическими юнитами, А и Б, доминирующий эффект присутствует, когда в определенном пространстве юнит А оказывает на юнит Б необратимое или частично необратимое влияние. Доминирующий эффект есть разновидность рода асимметрий, которые мало и бедно изучены потому, что они ставят под угрозу гармонию и хрупкость здания (системы) общего равновесия» [197, р.56]. Доминирующий эффект может носить преднамеренный или непреднамеренный характер. Согласно Перру, непреднамеренный доминирующий эффект имеет место в случае, когда проведение структурных изменений в А вынуждает Б модифицировать свою собственную структуру без какой-либо возможности для Б оказать такое же обратное влияние на А.

В соответствии с логикой ученого совершенная конкуренция может быть рассмотрена как экономическая ситуация, где любой элемент доминирования отсутствует, т.е. где имеет место «контракт без борьбы».

По Ф.Перру, доминирующий эффект не может быть описан как результат простого различия в размерах. Экономический юнит, оказывающий доминирующий эффект, действует так благодаря комбинации трех элементов: во-первых, его относительной величины (т.е. роли в совокупном спросе и предложении); во-вторых, его переговорной власти, представляющей собой власть, которая может быть применена для фиксирования условий обмена; и, в-третьих, его места в целостной структуре общественного разделения труда.

Эффект доминирования выступает главным фактором в сфере экономической деятельности. Проблема доминирования является повторяющейся темой в экономических исследованиях Ф.Перру. Экономическая реальность есть сеть (множество) явных или скрытых властных отношений, сеть взаимодействий между неравными силами, т.е. доминирующими и доминируемыми (подчиненными) партнерами. Таким образом, модели экономики равенства Ф.Перру противопоставляет теорию экономической борьбы (т.е. экономической власти) неравных экономических агентов. Результат реалистической интерпретации рыночной структуры заключается в том, что современную экономику невозможно рассматривать как сеть обмена, независимую от сети власти. Чистый обмен возникает лишь в отдельных случаях [197, р.64].

Особенно Ф.Перру подчеркивает важность эффекта доминирования для понимания динамики развития экономической системы. Развитие капитализма возможно описать только вокруг центральной фигуры динамичного предпринимателя, который осуществляет инновации и доминирующий эффект в одно и то же время. «Динамичная конкуренция, которая порождает экономический прогресс, – пишет он, – не может иметь место между равными противниками; ее поле и ее роль предполагают неравенство» [197, р.60]. Согласно Перру, носителями доминирующего эффекта в экономке выступают динамичные предприниматели. Они оказывают на рынок большее влияние, чем рынок – на их поведение. Чтобы достичь своих собственных целей, они не приспосабливаются к тенденциям окружающей среды, а осуществляют наступательную стратегию в том же или в противоположном направлениях. Чтобы экономическая инновация дала эффект, предприниматель должен оказывать доминирующее влияние на конкурирующие предприятия, на потребителей, а также нередко на банки или на государство [197, р.59‑60].

Осуществление доминирующего эффекта базируется на принуждении. В теории Ф.Перру принуждение (частное или государственное) пронизывает всю экономическую жизнь. Это есть «вездесущее, но забытое экономическое благо» [См.: 173, p.19]. По мнению Ф.Перру, это есть благо, поскольку, во-первых, для него имеется альтернативный набор вариантов его использования; во-вторых, его использование необходимо или желаемо для экономических агентов; в-третьих, предложение данного блага носит ограниченный характер. Как экономическое благо принуждение может выступать по отношению к другим благам либо как комплемент, либо как субститут. Для приобретения средств принуждения требуются издержки – как и для производства и потребления любого обычного блага. Принуждение используется частными и государственными агентами как на рынке, так и для осуществления внерыночных операций. Публичное принуждение есть организованная и социально легитимная форма, применяемая  монополистическим образом со стороны государства. Что касается частного принуждения, то оно проявляется в отношениях экономической единицы с потребителями, конкурирующими производителями, прессой, государством и т.п. В рыночной экономике предприятия могут находить выгодным использование различных средств влияния или частного принуждения для воздействия на своих конкурентов на рынке или для достижения от государственной власти введения благоприятных изменений в “правила игры”. Ф.Перру полагал, что в современной экономике фирмы или группы фирм, обладающие властью, могут применять различные способы использования принуждения в попытке изменить экономическую среду и поведение своих конкурентов или же модифицировать «правила экономической игры» для собственной пользы [173, p.16]. Такие способы влияния включают в себя и использование нерыночных операций – предотвращения расширения кредита для конкурентов, промышленного шпионажа, угрозы насилия. Более того, по его мнению, структурные изменения в современной экономике есть результат не столько ценового и рыночного механизмов, сколько экстрарыночных действий фирм и групп фирм.

Динамика доминирования анализируется Ф.Перру на разных уровнях: доминирующая фирма, экономическое пространство, частные макроюниты, государство как общественный макроюнит, доминирующая национальная экономика.

Разные предприятия обладают разным потенциалом власти и играют неодинаковую роль в системе экономической власти. Выступающие на рынке предприятия не равны экономически, и некоторым из них удается навязать свою экономическую политику (условия производства, уровень цен и т.п.) в ущерб интересам других фирм. В данном случае такие предприятия становятся носителями «доминирующего эффекта» (т.е. экономической силы) по отношению к другим участникам рынка. В этой связи представляет интерес выделение так называемых «доминирующих» (господствующих) фирм в экономической системе [См.: 173, р.51‑77; 52, с.346‑351].

С позиции Ф.Перру, доминирующей можно назвать всякую фирму, которая с помощью масштабов своей деятельности и влияния оказывает на своих клиентов и конкурентов влияние, исключающее всяческое сопротивление. При этом нельзя смешивать понятие господства (доминирования) с монополией: сфера деятельности господствующей фирмы шире, чем сфера деятельности монополии.

В понимании Ф.Перру, влияние доминирующей фирмы можно свести к следующим позициям.

Доминирующая фирма оказывает на окружающую среду такое воздействие, которое определяет ее дальнейшую деятельность. Сохраняя за собой свободу действий, она принуждает другие фирмы к приспособлению. Совокупность подчиненных хозяйств изменяется в зависимости от политики господствующей единицы. Доминирующая фирма, предоставляя кредит своим покупателям, вмешиваясь в финансовую деятельность своих более слабых конкурентов, оказывая влияние на крупные кредитные учреждения, проникает, тем самым, в сферу распределения кредита. Господствующая фирма оказывает влияние на условия установления экономического равновесия: этот процесс приобретает преднамеренный характер, на него влияют тот уровень цен и тот объем производства, которые она определяет, исходя из собственных интересов. В то же время нарушение равновесия, вызываемое политикой господствующей фирмы, становится таким отклонением от нормы, которое – в отличие от нарушения равновесия в условиях свободного предпринимательства – распространяется на смежные отрасли и носит устойчивый характер.

Существование доминирующих фирм не только подрывает надежду на автоматическое восстановление экономического равновесия, но и вообще отрицательно сказывается на экономической устойчивости. По мнению Ф. Перру, необходимо изменить теорию всеобщего равновесия, и в ней надлежащее место должно занять положение о господствующей фирме. Эта теория должна учитывать фактор власти, которую некоторые экономические единицы могут распространять на другие фирмы. Безусловно, между господствующими и подчиненными единицами ведется постоянная борьба, а со стороны тех, кто находится в сфере господства, принимаются меры к сопротивлению. Поэтому, с точки зрения Ф.Перру, изучение рыночных отношений между равными экономическими единицами должно уступить место исследованию вопросов о цели, преследуемой господствующими фирмами, о методах, с помощью которых они диктуют свою волю и все больше укрепляют свои позиции, и о средствах сопротивления тех, кто попадает под угрозу подчинения таким фирмам.

Эволюция капитализма не может быть объяснена без анализа доминирующих фирм. В любой период истории, пишет Ф.Перру, каждая индустрия и каждая отрасль деятельности имеют фирмы, которые доминируют в силу своих размеров, переговорной власти или природы своих операций [197, p.60]. На заре современной экономики крупные коммерческие фирмы развивались посредством власти для власти в той же (если не большей) мере, что и посредством прибыли и для прибыли. Фирмы использовали избыток власти, чтобы добиться от общественных властей установления «правил игры», благоприятных для себя. Тем самым доминирующие фирмы, поддерживаемые доминирующей властью государства, сплели сеть сил, в которой и были сформированы современные экономические институты [197, р.62].

Экономические отношения между фирмами существуют в определенном экономическом пространстве. Неравенство хозяйственных единиц имеет своим следствием деформацию экономического пространства. Один из наиболее интересных видов деформации, описанных Ф.Перру, – поляризация пространства вокруг ведущей отрасли ("полюса роста"). Предприятия, входящие в поляризованное пространство, оказываются в неравноправном положении по отношения к его полюсу, испытывая на себе его увлекающее или тормозящее воздействие [См.: 173, р.82‑98].

Данный аспект принципа доминирования может быть определен как применение экономической единицей власти над данным пространством. Доминирование фирм осуществляется путем их контроля, во-первых, над экономической активностью региона или географического пространства и, во-вторых, над абстрактным экономическим пространством – таким, как рынок определенной продукции (услуг) или группы продуктов (услуг).

Экономическое пространство фирмы может быть определено как пространство сил, а фирмы, в свою очередь, – как центры притяжения  и отталкивания экономических потоков. Каждый центр имеет собственное поле, вторгающееся в поле других. Гигантская автомобильная фирма, например, привлекает исключительно большое количество капитала, труда и промежуточных товаров. Между тем, фирма тоже производит большую величину дохода и важных экономических благ. Для других единиц это создает как преимущества, так и препятствия. Как экономический центр фирма создает центробежные и центростремительные силы; она притягивает экономические элементы (спрос и предложение) в пространство своих планов; но она и отклоняет их от себя. Между различными центрами устанавливаются иерархии с учетом размеров экономических потоков и способности направлять их. Отсюда следует концепция экономического полюса, откуда проистекают центробежные силы и куда притягивают центростремительные силы. Согласно Ф.Перру, данный вид экономического пространства представляет собой поляризованное пространство.

Традиционная экономическая теория постулирует существование независимых микроединиц, стремящихся к максимизации прибыли в условиях совершенной конкуренции. Ф.Перру исходит из того, что в современном мире – наряду с решениями, принимаемыми мелкими экономическими единицами и относящимися только к их деятельности, – существуют решения несравнимо большей значимости, имеющие отношение к совокупным величинам и в той или иной степени навязываемые микроединицам. Эти решения исходят от государства и правительственных органов, а также от крупных частных объединений (таких как картель, трест, финансовые группы и т.п.).

Макрорешение исходит от сложной экономической единицы, т.е. от такой макроединицы, как государство или крупное частное предприятие. Чаще всего целью такого решения бывает координация планов более мелких экономических единиц, т.е. планов, которые редко согласовываются друг с другом без постороннего вмешательства. Макрорешения относятся к совокупным величинам. Иногда (но отнюдь не обязательно) они могут быть направлены на решение проблем социально-экономической структуры. К числу макрорешений следует отнести пятилетние планы, планы государственных расходов и т.п., а также принимаемые трестами программы капиталовложений, осуществляемых в одной отрасли производства, решения картелей о ценах и производственных квотах, решения профсоюзов о прекращении работы из-за низкой заработной платы.

Макрорешения предполагают, что орган, от которого они исходят, обладает возможностью принуждения. По своему характеру деятельность государства и частных предприятий различается. Современное государство является монопольным обладателем юридически закрепленного права организованного принуждения, которое оно использует путем либо проведения эффективных действий, либо простой угрозы. Принуждение, осуществляемое частными группами, несомненно, выступает менее открыто. Однако их «повседневно» используемые средства столь же эффективны. Ф.Перру дает следующую характеристику макрорешений, навязываемых промышленными объединениями. «Они создают для покупателя принудительную комплементарность; их расходы связаны с ликвидацией или структурной перестройкой конкурентного предприятия; они оказывают давление в целях ликвидации или структурной перестройки предприятий, входящих в это объединение; их меры для увеличения реализации своей продукции вызывают повышение торговых издержек (на рекламу, объявления и т.д.); они осуществляют давление на государство … в целях приобретения новых рынков, монопольных прав или изменения условий игры; они пытаются оказать давление на лиц независимых профессий или на соответствующие учреждения (прессу, издательство) и создавать такую атмосферу общественного мнения, которая была бы благоприятна для их дел» [Цит. по: 52, с. 349‑350].

Раскрыв смысл макрорешений и отметив важность их роли в современной экономике, Ф.Перру показал, насколько не соответствует действительности теория Парето. Перру считал, что выполнение макрорешения несовместимо с концепцией всеобщего экономического равновесия. «Частично или полностью регулирование (рыночное. – В.Д.) представляется последствием сети сил между партнерами, обладающими неравной властью. В принципе эта схема кажется более близкой к реальному миру, чем модель Парето или даже более совершенные схемы, базирующиеся на тех же предпосылках» [197, p.72].

Принцип доминирования и международные экономические отношения. Ф. Перру переносит исследование проблем власти и на международные отношения. Ядро теории доминирования Ф.Перру основано на представлении об асимметричных отношениях. Фирмы, предприятия, регионы не равны, как не равны нации или национальные экономики. В экономических отношениях между нациями существуют несовершенная конкуренция и сильная интервенция государственной власти, которые влияют на предложение, спрос, цены на продукцию, потоки капитала и имеют тенденцию разрушать действие свободного рынка. Никто не может отрицать, что между нациями существует определенная асимметричная зависимость различной степени. При этом одни национальные экономики доминируют над другими. Основываясь на факте присутствия власти в международной экономике, Ф.Перру утверждает, что принципы доминирования являются полезным инструментом для анализа международных экономических отношений [См.: 173, р.156‑182].

Доминирующий эффект в рамках международной экономики может проявляться разными путями. Он может вызвать изменения  агрегированных показателей национальной экономики, что очевидно, когда увеличение ВНП доминирующей экономики страны А является причиной увеличения ВНП экономики страны Б  как результат ее торговли со страной А. Доминирующий эффект может оказываться группой фирм внутри одной страны на группу фирм в других странах. Такой эффект достигает своего пика в случае, когда нация, имеющая мощные олигополистические группы, поддерживаемые политической властью, может оказывать сильное асимметричное влияние на другие страны. Асимметричное влияние между нациями может обладать ускоряющим или тормозящим эффектами.

Согласно Ф.Перру, влияние одной определенной национальной экономики на другую может принимать различные формы: во-первых, тотального доминирования (как характеристики аннексии или колонизации); во-вторых, лидерства, определяемого как добровольное копирование страной Б экономической структуры страны А или неравная кооперация А и В; в-третьих, одностороннего влияния страны А на страну Б в определенных областях деятельности – производстве, инвестициях или международной торговли (это иллюстрируется случаем, когда имеется группа наций, над которыми доминируют один или два партнера с развитой индустриальной структурой (например, Франция и Германия в Европейском Сообществе); в-четвертых, частичного доминирования, означающего ситуацию, когда страна А оказывает длительное влияние на страну Б в собственных целях, и структура первой из них частично доминирует над структурой второй – например, США и Латинская Америка.

§1.6.ЭКОНОМИКА ВЛАСТИ Я. ТАКАТЫ

Оригинальную концепцию инкорпорирования проблемы власти в экономическую теорию разработал известный японский экономист и социолог Я.Таката (1883‑1971), которого характеризуют как «японского Маршалла». Основные идеи по воду власти он изложил в работах «Theory of Power» (1940), «Essay in the Power theory of Economic» (1941). В последние годы интерес к работам Такаты вновь оживился, что выразилось в переиздании cборников его работ, посвященных теории власти, – «Power and Economics» (1995) и «Power or Pure Economics?» (1998).

Для нас интересен тот факт, что Я.Таката в числе своих прямых предшественников, внесших свой вклад в развитие теории власти, называет выдающегося отечественного экономиста М.И.Туган-Барановского: «Я считаю взгляды Туган-Барановского предвестником моей теории» [200, p.90]. Позиция нашего ученого в изложении Я. Такаты состоит в следующем. По мнению Туган-Барановского, в основном пропорции обмена и, следовательно, цены на товары определяются в соответствии с отношениями полезностей, т. е. он не отвергает того, что интерпретируется как теория предельной полезности. Сферой, куда Туган-Барановский включает элемент власти, является сфера распределения, т.е. цены на производительные блага или факторы производства. Чистый продукт распределяется как доход множества экономических агентов или (если посмотреть с другой стороны) как цена факторов производства. Сама величина чистого продукта определяется в соответствии с отношениями полезностей. Но Туган-Барановский полагал, что величина, распределяемая рабочим как заработная плата или капиталистам – как процент, определяется в соответствии с отношениями власти. Таким образом, Туган-Барановский, в противоположность Бём-Баверку, соединил экономические законы и власть. Цена товаров определяется предельной полезностью. Но какая часть этой цены распределена рабочим, а какая – капиталисту, решает власть. Иначе говоря, есть две силы, контролирующие современную экономику: экономические законы обмена и власть. С его точки зрения, распределение детерминируется властью, а цена ‑ полезностью[26].

Однако распределение и, следовательно, доход (принимает ли он форму процента, ренты или заработной платы) являются ценой определенного фактора производства. Цены на факторы производства и цены на товары взаимосвязаны между собой. Таким образом, если мы примем, что любой фактор распределения находится под воздействием власти, то было бы ошибкой доказывать, что обмен товаров или их цена не находятся под воздействием власти. Я.Таката, который считал, что в целом цены формируются под воздействием власти, расценивал данную позицию Туган-Барановского как ошибку. Однако, симпатизируя автору (о чем он прямо пишет), Таката полагал, что причина этой ошибки коренится в отсутствии во время написания им своей книги общей теории равновесия, поскольку теория власти Туган-Барановского предшествовала общей теории равновесия [200, p. 76‑76].

Я.Таката различает две модели власти в экономической теории. Согласно первой из них, рыночная экономика является самоуправляемым объектом, а власть – предпосылкой для существования экономики. Как только это условие удовлетворяется, экономика развивается согласно своей логике (т.е. своим законам). Поэтому экономическая теория не учитывает действия власти, поскольку она просто формулирует законы движения экономики в соответствии с ее собственной логикой. Таката характеризует данную позицию как «экономическая доктрина Монро» [200, p.89].

Второй подход, представленный в рамках теорий власти, утверждает, что власть играет активную роль в экономике. Экономика не является независимой от власти и не имеет собственной логики, полностью изолированной от нее. Сторонники этих теорий полагают, что экономическую теорию, (и особенно – теорию цен) можно объяснить только с учетом влияния власти. Таката считает, что, с позиции статической теории, которая не включает в себя власть, анализировать сегодняшний изменяющийся мир нельзя. Что действительно надо сделать в данном случае, так это реконструировать теорию таким образом, чтобы включить в нее концепцию власти. Отсутствие власти в экономическом анализе означает пропасть между экономической теорией и реальной экономикой.

Отвечая на возражения, связанные с включением проблематики власти в экономическую теорию, Я.Таката подчеркивает: «Многие исследователи, признавая функционирование таких элементов власти в рамках экономики, считают, что их не следует включать в экономическую теорию на том основании, что они имеют внеэкономическую природу, и их следует рассматривать как нечто, качественно отличное от экономики. Однако до сих пор экономика не нуждалась в таких понятиях, как полезность, технология, население. Ни производство, ни развитие экономики нельзя анализировать, не учитывая концепцию технологии. Однако сами по себе эти факторы являются внеэкономическими. Их просто надо включить в экономический анализ как отправную точку для объяснения того, как детерминируются экономические факторы. Сама по себе полезность не считается чем-то экономическим, однако мы нуждаемся в пред-экономических понятиях как в детерминантах, объясняющих, как определяются экономические явления. Подобное положение в экономической теории занимает власть» [200, р.117].

Центральной проблемой экономической теории является объяснение цен. Включение власти в экономическую теорию означает введение действия власти (социальных отношений власти) в объяснение цен. По мнению Такаты, социальная власть не безрезультатна в определении цен.

Я.Таката полагал, что люди не просто стремятся к максимизации полезности, но и обладают волей к власти. Эта воля включает в себя три потребности – в приобретении власти, в использовании власти и в демонстрации власти [209, р.81]. Такое стремление к власти заметно проявляется на рынке факторов производства (земли, рабочей силы, капитала). Этим, в частности, и определяется значение власти для распределительной теории.

Понимание экономической теории должно начинаться с понимания поведения не отдельной личности, а социального индивида. Это имеет важное значение при анализе предложения товаров и цен. Под социальным индивидом Я.Таката подразумевает не просто человека, действующего в рамках общественного порядка, а личность, которая – наряду с индивидуалистическим стремлением к материальным и духовным ценностям – стремится к власти и к господству в обществе. Такое стремление к власти следует признать, прежде всего,  со стороны предложения. Экономическая теория «доктрины власти» считает, что это положение следует включить в анализ предложения рабочей силы, которое является базовым элементом предложения в целом. Тогда бы мы получили теорию, которую можно было бы назвать «социологической экономической теорией» [200, p.116].

Я.Таката различает и противопоставляет экономику, основанную на полезности (utility economy) и экономику, основанную на власти (power economy) [209, p.82‑86].

Экономика полезности базируется на посылке, что каждый экономический агент есть простой калькулятор полезности в широком смысле и просто принимает как данное только то, что предлагается на рынке. В этой экономике каждый действует только на основе сравнительного измерения полезностей, а, следовательно, это такая экономика, где наблюдаются исключительно пассивные отношения между людьми и где активные требования отсутствуют. Различие между рассматриваемыми экономиками может быть выражено как различие между активной и пассивной экономиками, как противоположность между экономикой, где люди обладают властью, чтобы пользоваться ею, и экономикой, где люди представляют собой машины, подсчитывающие полезность.

Я.Таката полагает, что по сравнению с теорией mainstream, базирующейся на полезности (utility-based theory), экономическая теория, основанная на власти (power-based economic theory), является «вторым (лучшим) приближением (approximation)» к реальности, поскольку мир заселен активным человеческим бытием, а не просто «машинами, калькулирующими полезность». При этом он пытался не заменить теорией власти экономическую теорию предельной полезности, а скорее – соединить их вместе. Я.Таката признает корректность экономической теории, основанной на полезности, однако считает ее недостаточной для понимания экономической жизни. По его мнению, если не включать действие власти в экономическую теорию, то наиболее важные экономические явления не могут быть объяснены [209, p.88]. «Я предлагаю, – пишет Таката, – чтобы мы оттолкнулись от предпосылки экономики полезности и конструировали экономическую теорию, базирующуюся на предпосылке экономики, где действует власть» [209, p.87]. Он позволяет себе следующее образное сравнение: физиология человека отличается от физиологии обезьяны, однако мы не может утверждать, что одна из них верна, а другая – ошибочна. Если мы желаем объяснить физиологию человека с помощью физиологии обезьяны, то «полезность физиологии обезьяны для объяснения физиологии человека является менее чем совершенной» [209, p.86]. Кроме того, экономическая теория, основанная на власти (power based economic theory), имеет преимущества соизмеримости с другими социальными науками на фундаментальном уровне.

По Такате, власть имеет два широких типа: «внутренняя власть», которую лидеры группы имеют над ее членами, и «внешняя власть», которую группы могут иметь «против внешнего мира». Такое различие связано с другим, которое сформулировано им позднее: между подлинной (intristic) властью, означающей спонтанное или добровольное подчинение одного индивида другому, и «внешней властью», базирующейся на принудительных санкциях. Кроме того, Я.Таката разделяет социальную власть на  экономическую (власть над другими, осуществляемую через предложение товаров) и внеэкономическую (осуществляемую путем прямого воздействия без опосредования экономическим благами).

Центральное место в теории власти Такаты занимают объяснение влияния власти на величину заработной платы и критика теории предельной производительности.

Согласно теории предельной полезности, цена фактора производства определяется исключительно предельной производительностью этого фактора. Зарплата, соответственно, – предельной производительностью рабочей силы, а предельная производительность основывается на наиболее эффективной комбинации средств производства. При этом влияние власти не отрицается. Просто считается, что она играет роль вторичного фактора в объяснении цен. Требований, предъявляемых работниками, недостаточно для объяснения зарплаты – они, скорее, являются ее результатом.

Я.Таката дает противоположное объяснение. С его точки зрения, возникает вопрос: как мы определим эту предельную производительность? Без цены на факторы производства невозможно оценить величину предельной производительности, и это логически противоречит определению цены на средства производства через предельную производительность. Предельная производительность – это величина, на которую доход увеличивается или уменьшается, когда определенный фактор производства изымается или добавляется к наиболее благоприятной комбинации факторов производства. Наиболее благоприятная комбинация любых факторов производства подчинена двум основным условиям: уровню развития технологии и ценам на эти факторы. Существует множество потенциальных комбинаций. Чтобы выбрать из них наиболее эффективную, надо знать цены на факторы производства. Если мы не в состоянии установить цену на все средства производства, то мы не сможем определить наиболее эффективную комбинацию и, следовательно, предельную производительность.

По мнению Я.Такаты, величина заработной платы определяется, прежде всего, социальным статусом работника и его внеэкономической властью, а предельная производительность оказывает корректирующее воздействие на оплату труда. Если мы принимаем эту точку зрения, пишет он, то тогда зарплата будет рассчитываться в соответствии с требованиями работников, сопровождающими предложение рабочей силы и отражающими их социальное положение. Это именно та зарплата, которую они получают. Именно она позволяет принимать все производственные планы и находить наиболее эффективную комбинацию средств производства. Тем самым определяется предельная производительность, оказывающая корректирующее влияние на заработную плату, что дает возможность установить общее равновесие. Поэтому влияние власти является не просто данным внешним условием, на основе которого развиваются чисто экономические процессы, а их частью, влияющей на определение экономических переменных. Власть – это не основная предпосылка экономики, а элемент, действующий в пределах экономики. Фактический статус работника есть нечто большее, чем простой товар [200, p.103‑104]. Таким образом, согласно Такате, не предельная производительность является первичным фактором, определяющим величину дохода (заработной платы), а величина заработной платы, определяемая системой властных отношений, оказывается первичной по отношению к предельной производительности.

Он показывает, что безработицу на рынке труда невозможно объяснить с помощью экономического анализа, основанного на полезности (utility-based economic analysis), и поскольку безработица имеет место, то предельная производительность труда не может определять заработную плату. Наоборот, безработица может быть объяснена только тем фактом, что «рабочие требуют уважения к себе и используют власть таким образом, что они не будут работать за менее чем соответствующую зарплату». Таката аргументирует, что безработица возникает вследствие властных отношений на рынке труда: заработная плата определяется властными отношениями, и фирмы нанимают рабочих до точки равенства их предельного продукта с заработной платой. По его мнению, теория власти является более корректным объяснением рынка труда, чем теория полезности.

Подтверждение своей теории заработной платы Я.Таката видел у Кейнса. Его теория зарплаты состоит в том, что требуемая зарплата (цена предложения рабочей силы) фиксирована и не снижается даже при безработице, т.е. нет эластичности заработной платы. Отсюда – равновесие с различными степенями неполной занятости. По мнению Такаты, Кейнс таким образом в скрытом виде ввел в свою теорию понятие власти.

Теория предельной производительности пытается объяснить предложение рабочей силы и спрос на нее как форму обмена, но в действительности сделки включают целый ряд внеэкономических элементов, поэтому теория предельной производительности справедлива для определенной идеальной ситуации. Вообще говоря, на самом глубоком уровне действительности заработная плата определяется отношениями власти, и ситуация, в которой можно применить теорию предельной производительности, ‑ это один специфический случай такого определения зарплаты. Дело в том, отмечает Я.Таката, что зарплата имеет два аспекта: материальная компенсация человеку за труд и отношение к этому человеку в соответствии с его социальным статусом.

Таким образом, суть экономической теории, основанной на власти, состоит в том, что цены факторов производства (величина доходов) первоначально определяются отношениями власти. По мнению Такаты, это относится к величине не только заработной платы, но также процента и ренты.

Я.Таката рассматривает и другие важные направления применения теории власти к экономике. Разрабатывая природу рынка труда, он предлагает новую интерпретацию базисной кейнсианской модели, что делает его реальным предшественником современной «новой кейнсианской экономики». Отношения власти являются обязательным элементом при определении величины равновесного процента. Таката пересмотрел теорию ренты Маркса и Рикардо с точки зрения теории власти и предложил интересный критический взгляд на теорию бизнес-цикла Хайека, марксову теорию накопления капитала и теорию предпринимательства Шумпетера. Раскритиковав мальтузианскую теорию предложения труда и роста населения, он предложил собственный альтернативный анализ, базирующийся на теории власти.

Экономическую теорию, основанную на власти (power-based economic theory), Таката использует для объяснения стагнации капитализма в период Великой депрессии. Эта стагнация, пишет он, становится ничем иным, как изменением в отношениях власти между различными классами. Если мы предполагаем, что капиталистическая экономика достигает тупика, то это вызвано не экономическими факторами (такими, как эффективный спрос, рынок и технологии), но в конечном счете – экстраэкономическими отношениями власти. Повышение социального статуса рабочих, объединенное с солидарностью профессиональных союзов, увеличивает требования рабочих о повышении заработной платы, заканчивающиеся сокращением эффективности капитала и, таким образом, тем, что называется «застоем». Следовательно, тот факт, что капиталистическая экономика вступила в период застоя, показывает изменение в отношениях власти и не подразумевает, что экономика достигла тупика [200, p.165].

***

Как можно увидеть, в истории экономической мысли всегда присутствовал интерес к объяснению феномена власти и включению проблемы власти в предмет экономической теории. Особенно это касается представителей неортодоксальной экономической мысли, которых интересовала «реальная экономика», инкорпорирующая влияния социальных, политических и этических факторов. Вместе с тем, как уже отмечалось во введении, в истории экономической мысли сложилось противоречивое отношение к проблеме экономической власти – от ее полного отрицания (австрийской школой) до  признания  центральным концептом экономического анализа  (например, традиционным институционализмом или теорией  хозяйственного  порядка).

В  зависимости  от  подхода к проблеме власти соответствующие экономические концепции можно классифицировать следующим образом.

Во-первых,  полное отрицание влияния власти на экономическое  поведение и, исходя из этого, значения проблемы власти  для  экономической  теории,  а  также  выведение   ее за рамки экономического анализа. Власть отождествляется исключительно  с  насилием. Примерами данного подхода к проблеме власти служат австрийская школа, а также ряд представителей неоинституционального подхода (например, А.Алчиан и Г.Демсец).

Во-вторых,  признание существования феномена власти в экономике  и ее влияния на экономические параметры. Однако власть и ее проявления рассматриваются как частные формы отклонения от естественного состояния экономики, вызванные преимущественно внешними силами. Власть не является системной и устойчивой характеристикой экономической системы. Анализ проблемы власти сводится к анализу частных форм ее проявления без попыток создания обобщающей и систематической теории. Данный подход к проблеме власти характерен для неоклассической теории.

В-третьих, рассмотрение власти как общей системной характеристики экономических взаимодействий, без попыток систематического  исследования власти  и  самостоятельного  анализа концепта экономической власти. Причины этого заключаются  в  методологической  ограниченности  таких теорий – традиционного институционализма, исторической школы и в известной мере – марксизма.

В-четвертых, признание власти системной внутренней характеристикой экономической жизни, исследование экономических  отношений как  отношений  власти, т.е. как властной составляющей экономических взаимодействий; выделение концепта экономической власти в самостоятельный предмет анализа и анализ

его как экономической категории. Представителями данного подхода являются Ф.Перру, Я.Таката, В.Ойкен.

Кроме того, экономические концепции различаются и в оценке роли власти в экономике и далее – в характере рекомендуемой политики по отношению к власти. Для одних экономистов (либеральная неоавстрийская школа) вмешательство государства с целью ограничения частной экономической власти является неприемлемым, поскольку ограничивает свободу выбора, для других (В.Ойкен) частная экономическая власть на рынке – это «зло», а власть государства рассматривается как сила, способная это зло устранить, для третьих (например, Ф.Перру) экономическая власть – это двигатель экономического развития, без которого невозможна динамика капитализма.